Бывает так, что на нашу жизнь сильно влияют события, произошедшие за десятки тысяч километров от нас. Мы не всегда даже знаем о них. А если и знаем, то никак не можем предположить, что эти события как-то нас затронут. Взять, к примеру, изобретение парового двигателя, которое оставило не у дел ничего не подозревавших извозчиков, кузнецов и производителей карет. Или вот, казалось бы, какое отношение мода Древнего Рима могла иметь к падению Набатейского царства, процветавшего на территории современной Иордании? Оказывается, самое непосредственное.
Существует такой исторический термин — Pax Romana или Римский мир. Так принято называть небольшой, в пару столетий, промежуток относительного спокойствия, когда Римскую империю не сотрясали гражданские войны и междоусобицы. Это, конечно, не значит, что Рим перестал воевать — легионы по-прежнему деловито рубили варваров где-то на окраинах империи. Но граждане Рима были предоставлены сами себе. А что делает гражданин, когда его жизни ничего не угрожает, он уверен в будущем и в стране все спокойно? Правильно, предается неге и излишествам. То есть, покупает в кредит квартиру, новую машину и шубку жене. И бытовую технику последнего поколения, которая зачастую оказывается намного умнее хозяина. А во времена Древнего Рима это означало постройку виллы, новый паланкин и целый гардероб шелковых платьев жене. И несколько рабов, которые тоже зачастую оказывались намного умнее хозяина.
Таинственные и прекрасные Cocteau Twins. Кстати, эту музыку я рекомендую слушать в наушниках.
Но если рабами и паланкинами Римская империя была битком набита, то шелками можно было разжиться только у той черепахи, на которой лежали киты, на которых стояли слоны. То есть, в Индии, куда ткань поставлялась из Китая. Поэтому и стоили шелка баснословных денег. Вот как об этом пишет Плиний Старший: «По самым скромным подсчётам, в Индию, Китай и на Аравийский полуостров из нашей империи ежегодно переправляются около ста миллионов сестерциев: именно в эту сумму обходятся нам наша роскошь и наши женщины. Ибо какой же процент из всего этого импорта предназначается для жертвоприношений богам и духам умерших?» Для сравнения, осел в те времена стоил 500 сестерциев, а раб — 2500.
Проанализировав цифры, патриции пришли в негодование. Сенат всерьез обсуждал эдикт о запрете шелка, приводя в качестве аргументов экономические и моральные выгоды. Но уже на следующий день сенаторы, потирая ушибы, вновь собрались в курии и принялись искать пути удешевления шелка. А поскольку воспоминания о вчерашнем скандале с женой у каждого были очень яркими — способ нашелся сразу же. Нужно было лишь сократить количество посредников, через которых шелк попадал в Рим.
Жертвой патрицианок стало Набатейское царство, сказочно разбогатевшее на торговых пошлинах, которые взимались с купцов, прибывавших по морю из Индии или по земле из Аравии. Некогда простое бедуинское племя, со временем набатейцы достигли такого могущества, что даже захватили Дамаск.
К счастью, у набатейских царей хватило сообразительности не вступать в конфликты с Римом. Поэтому, когда император Траян отправился с военным походом на восток, сокрушив по пути непокорную Пальмиру, Набатейское царство отделалось лишь легким испугом — его просто аннексировали, превратив в одну из провинций Рима.
Благодаря этому Петра, бывшая столица набатейцев, не была разрушена римлянами, а наоборот получила новый виток развития.
К сожалению, природные катаклизмы, изрядно потрепавшие многие ближневосточные города, не обошли стороной и Петру. В 4 веке мощное землетрясение сокрушило большую часть города.
Но фатальным стало разрушение уникальной системы сбора и хранения дождевой воды. На ее восстановление потребовались бы колоссальные средства, которых в Петре, утратившей столичный статус, быть просто не могло. Оставшись без воды, горожане покидали дома один за другим. Какое-то время в город еще наведывались любопытные мусульмане и крестоносцы, но со временем в Петре остались лишь ее исконные жители — бедуины.
Петра погрузилась в забвение вплоть до 1812 года, когда ее заново открыл для европейцев путешественник Иоганн Людвиг Буркхардт. Отрастив бороду и в совершенстве изучив арабский язык, этот отчаянный швейцарец много лет ухитрялся выдавать себя за приезжего шейха и свободно путешествовать по враждебным мусульманским странам.
Путь каждого путешественника, прибывающего в современную Петру, лежит через горную бедуинскую деревеньку Вади Муса. В паре сотен километров отсюда, в Аммане, стоит небывалая жара, +46. Здесь же по вечерам прохожие зябко кутаются в покрывала. Но днем этого еще не знаешь и, не обнаружив в номере ни кондиционера, ни вентилятора, изумленно оборачиваешься к хозяину.
— Поверьте, вам скорее одеяло понадобится, чем вентилятор, — улыбается он в ответ.
Почему-то веришь. Поход к руинам намечен на завтра, и остаток дня праздно шатаешься по деревне. Ничего примечательного: приземистые безликие строения, по пыльным извилистым улочкам снуют пикапы — транспорт современных бедуинов.
Забравшись повыше, все пытаешься высмотреть, где же эта самая Петра. Смотришь налево, смотришь направо — но всюду лишь причудливые скалы и ничего похожего на кино об Индиане Джонсе.
Будильник прорезает ночную тишину в половине пятого. Привычным жестом тянешься его выключить, но сразу же вспоминаешь, что сегодня — в Петру. Сон мгновенно отступает. Умывшись, стремглав мчишься в столовую. Там — никого. Стучишь ножом по стакану, потом ногой по столу — бесполезно, кормильцы крепко спят. Тут таких туристов, спозаранку предвкушающих встречу с чудом, за год проходят миллионы. Что же теперь, не спать? Но этот конкретный турист оказывается слишком настырным, минут через 20 взъерошенный заспанный парнишка плюхает перед ним на стол тарелку и чашку чая и садится за соседний столик — досыпать.
В Вади Муса вся жизнь крутится вокруг руин. Солнце только всходит из-за скал, а на улицах уже есть прохожие.
— Скажите, а это туда?
— Да. Это — туда.
Туда не идешь, а почти бежишь. И дорога под горку, и хочется уже поскорее увидеть своими глазами. Вот, наконец, касса. Платишь какие-то немыслимые деньги, взамен получаешь билетик и чудо полиграфии — карту без масштаба в окантовке расплывшихся фотографий.
Зачерпывая ботинками дорожную пыль, спешишь по тропинке, обгоняя редких туристов. Проносишься мимо каких-то невзрачных каменных будок, которые на обратном пути окажутся «Камнями джиннов».
Не обращаешь внимания и на пещеру, и на останки какой-то древней дамбы.
И тут вдруг понимаешь, что уже пару минут идешь по дну глубокого извилистого каньона. Пятидесятиметровые стены вздымаются над головой. Кромку скал едва-едва окрасило солнце, но здесь, на дне ущелья — все призрачное и серое.
За полтора километра пути по этому ущелью успеваешь почувствовать себя ничтожеством перед силами природы;
привыкнуть к изящным волнистым изгибам ущелья;
несколько раз задохнуться от восхищения;
привыкнуть к причудливым формам скал и бесконечным оттенкам желтого и красного;
снова задохнуться от восхищения и снова привыкнуть.
И только тогда взору предстает то, ради чего так сюда стремился.
Отношения с Петрой вообще строятся как с красивой девушкой. К свиданию с ней готовишься. Волнуешься, предвкушая встречу. Вот вы уже вместе, но она вдруг делается холодной и невнимательной. Ты теряешься, пытаешься понять, что сделал не так, но тут замечаешь, что она лукаво поглядывает на тебя из-под полуопущенных ресниц. Значит, это была игра.
Ты хочешь взять ее за руку, но за миг до прикосновения она прячет ладошку. И чем дольше продолжается игра, тем больше тебя влечет к этой девушке.
Но самое главное, сокровенное, красавица целомудренно хранит. И лишь вдоволь наигравшись с тобой, милостиво позволяет проникнуть в нее по длинному узкому ущелью.
На этом романтическом моменте я сделаю короткую паузу. А в следующем посте продолжу рассказ о Петре. На этот раз не столько из-за рассказа, сколько из-за фотографий, которых я не показал вам еще и половину. Stay tuned!
Друзья, продолжение рассказа о Петре уже давно томится в нашем ноуте.
Но, к сожалению, наш хостинг пресытился эмоциями от рассказов о нашем путешествии и теперь отказывается работать. Что ж, мы его понимаем и не виним.
В ближайшие пару дней мы переедем на другой сервер, на котором, надеюсь, жить станет лучше и веселее.
А так как всей этой технической лабудой будет заниматься человек хоть и с высшим, но экономическим образованием, то – скрестите за меня пальцы, а? :)
мы поразились, когда приехали с россиянами ночью на такси из Акабы (они отдыхали в Дахабе, а мы выехали из Нувейбы), и встретили их в 11 утра уже выходящими из Петры, куда они зашли пару часами ранее. ВСЁ ! они посмотрели Петру! За 2 часа! Ужас!
Стоило ли ехать для этого из Дахаба и потом весь день обратно?
Нам в Петре было мало двух дней. Если я еще буду в Иордании, то еще раз наведаюсь в Петру. Но 2 часа на это чудо меня по-прежнему возмущает!
Клинический случай, согласен. Это как приехать в Париж, забраться на Эйфелеву башню, плюнуть и сразу уехать обратно в свой Зажопинск :)
Мы тоже были два дня. И это минимум, который надо потратить на Петру.
«Если вдруг забредешь в каменную траву,
Выглядящую в камне лучше, чем наяву,
Или увидишь фавна, предавшегося возне
С нимфой. И оба в камне счастливее, чем во сне,
Выпусти посох из натруженных рук.
Ты – в Петре, друг.» (слегка отредактированный Бродский, но я не виноват, оно само на язык напросилось).
А тропиночка эта, в два джипа шириной – ее абреки и кунаки прогрызли, или кто?
Вполне удачно напросилось, как по мне! :)
Тропиночка идет по дну каньона с нелепым названием Сик. Насколько я понимаю, ущелье образовалось в результате землетрясения, а стены его за века изгладились регулярными, как ни странно – потопами :) Местность засушливая, так что, видимо льет раз в год, но крепко. Перед входом в каньон даже какая-то дамба существует по этому поводу.
На некоторых фотографиях каньона видно выдолбленные желоба, идущие вдоль обеих стен – это акведук, часть той самой уникальной системы водоснабжения.